«Дева-роза» приглашает к рассмотрению такого занимательного и банального предмета, как любовь. Любовь в различных проявлениях и видах (не поймут меня превратно; Honi soit qui mal y pense, как сказал бы Эдуард III). Но поскольку тема эта до того избита, что стала совершенной недотрогой, авторы решили нам всё объяснять на моделях. На куклах.
Отчего бы и нет? Ещё до того, как прогрессивная мысль добралась до андроидов и инопланетных форм жизни, у людей уже существовали двойники, которым вменялись человеческие черты, свойства и чувства. Кукла похожа на человека лицом и телом, и, если предположить у нее душу, можно допустить, что и душой кукла окажется человекоподобна.
Именно такие куклы населяют сюжетное пространство «Девы-розы». Они обладают собственным умом, темпераментом, привычками, достоинствами/недостатками и даже грехами и добродетелями. При всём том они созданы человеком. Они живут в домах людей, общаются с людьми; люди необходимы куклам – как хозяева или как слуги, трудно сразу сказать. Так, решительная Синку объявляет Дзюна своим слугой – раз уж она берется защищать его и наставлять его на путь истинный (а, видит Бог, Дзюн отчаянно нуждается в самом основательном наставлении). Может ли кукла претендовать на роль госпожи человека (пусть еще только «человеческого детеныша», всё равно – Человека)? Да почему бы и нет, если она сильнее его духом, дальновидней, предприимчивей – и человечней, наконец?..
А ведь для куклы так естественно, так необходимо любить своего хозяина. Они и любят – так, как могут и умеют. Прелестная Хинаитиго, белокурый ангел из диккенсовской рождественской сказки – разве она не любит свою Томоэ? Любит, еще как! Она страдает от одной мысли о разлуке. Едва Томоэ выходит за дверь, жизнь для ее верной маленькой Хины заканчивается. Она хочет, чтобы хозяйка вернулась, чтобы никогда больше не уходила, чтобы всегда-всегда была с ней и только с ней... Вам это ничего не напоминает?
Суисэсэки и Соусэсэки, сестры-близнецы, похожие на пастушку и пастушка из дрезденского фарфорового комплекта, совсем не столь инфантильны. И Соусэсэки даже недоброжелатель не назовет эгоистичной. Наоборот. Она без тени себялюбия жертвует собой для того, чтобы утешить своего хозяина в потере сына. Она отзывается на имя погибшего мальчика. Безвылазно сидит в унылом, темном доме. Соглашается на любые ограничения, которые может придумать ревнивая, скудеющая старческая душа. Она любит, чего бы ей это ни стоило... вот только – отчего-то ее жертвы совсем не обогащают ее хозяина.
Суисэсэки тоже умеет любить. Например, она любит сестру. И она не готова смириться с тем, что та губит себя ради такого сомнительного благодеяния. Любовь Суисэсэки мешает ей согласиться с выбором сестры. Она ЛЮБИТ, следовательно, она лучше знает, что сестре нужно…
Есть еще и прекрасная, как демон, Сугинто. И она тоже любит, и неистовствует от любви, и ее сердце тоже решает за нее. Всё это принято называть любовью. Как писал Эрих Фромм, слово «любовь» «используют для обозначения почти каждого чувства, не сопряженного с ненавистью и отвращением». И детский эгоцентризм, и мазохистская самоотдача, и авторитарное вмешательство в чужую жизнь – всё это мы, по временам, называем любовью (или, по крайней мере, не мешаем другим так называть, ошеломленные искренностью и напором чувств). Сам Фромм предлагал называть такие отношения «союзом-симбиозом». Звучит так неромантично…
Потому давайте вернемся к слову «любовь» и нашим куклам-моделям. Барышня Синку с ее властным характером и холодными голубыми глазами истинной арийки (не зря же ее сделал мастер Розен!) не жалует слова «любовь». Равно как и депрессивный, мнительный Дзюн. Им обоим не до того. Им надо просто помочь друг другу. Сделать для другого то, чего не достает духу совершить для себя, любимого. Так что же делает человекоподобное существо куклой? «Тварность» рождения или шарнирные сочленения на руках и ногах? А что делает человекоподобное существо человеком? Пупок и способность созерцать его, пре